Это, разумеется, ничего не значило. Но то было «ничего» несколько лучшего качества, чем что-либо до сих пор.
— Но поскольку вы адвокат, мистер Рэмси, то наверняка лучше кого угодно сможете понять, что мы не сообщаем домашние номера наших исполнителей или любую иную частную информацию. Такое было бы неслыханным. Невозможным. — Улыбка женщины из отдела по связям с общественностью не изменилась даже тогда, когда она произносила отказ. Фактически, если учесть анимированный плакат с дядюшкой Джинглом, занимающий всю стену позади нее, и вложенное окно, где показывалось в реальном времени шоу с дядюшкой, ее застывшая профессиональная улыбка была единственной неподвижной деталью на стенном экране Катура Рэмси.
— Я не спрашиваю код ее домашней линии, мисс Дрейбах. Но у меня есть очень важная тема, которую я хочу с ней обсудить, а она не ответила ни на одно из моих сообщений, посланных по другим каналам.
— Это ее право, не так ли, мистер Рэмси? — Улыбка утратила частичку монументальности, возможно, даму слегка встревожили слова Рэмси. — Если вопрос юридический, то не следует ли вам связаться непосредственно с нашим юридическим отделом?
Дядюшку Джингла тем временем проглотил кит — или нечто, что называлось бы китом, если бы китообразных делали из кирпичей. За прошлую неделю Рэмси успел насмотреться шоу дядюшки Джингла и знал, что это существо называется Стенной Кит. За мелодраматическим ужасом дядюшки наблюдать было не очень-то приятно. А что вообще дети думают о таких шоу?
— Возможно, я недостаточно ясно выразился, — сказал он, отводя взгляд от миниатюризированного спектакля. — Ольга Пирофски не сделала ничего плохого. У моих клиентов нет жалоб ни на «Джунгли дядюшки Джингла», ни на «Развлекательную корпорацию Оболос». Мы просто хотим поговорить с мисс Пирофски на тему, очень важную для моих клиентов, и я обратился к вам за помощью, потому что она не отвечает на мои сообщения.
Мисс Дрейбах поправила шапочку глянцевитых волос. Она немного успокоилась, но, судя по ее виду, Рэмси не сумел убедить ее окончательно.
— Рада это слышать, мистер Рэмси. Как вам известно, «Оболос» является мировым лидером по детским развлекательным программам, и мы не желаем, чтобы по Сети расползлись необоснованные слухи о каких-либо юридических проблемах. Но не думаю, что смогу чем-либо вам помочь. В конце концов, я ведь не могу заставить одну из наших служащих ответить на ваш вызов.
— Послушайте, а есть хоть что-то, о чем вы способны думать? Не может ли кто-нибудь вручить мисс Пирофски мою записку? И заверить ее, что она может помочь моим клиентам в очень важном деле, и это не будет ей стоить ничего, кроме нескольких минут для разговора со мной.
— Что ж… — Похоже, она развеяла миниатюрную бурю своих сомнений и теперь размышляла над возможным компромиссом. — Нам очень не хотелось бы, чтобы вы ушли отсюда, полагая, будто мы здесь, в «Самом счастливом месте Сети», не делаем все, что в наших силах. Пожалуй, я смогу дать вам номер офиса режиссера шоу. И возможно, она… ой, на этой неделе режиссер — это он! — Она скорчила гримаску типа «какая я глупая», которая отняла десять пунктов от ее коэффициента интеллектуальности и добавила почти столько же лет к возрасту. — Возможно, он сможет передать ваше послание Ольге. Мисс Пирофски.
— Спасибо. Это было бы замечательно, мисс Дрейбах. Даже не могу выразить, насколько вы мне помогли.
Она снова замерла, консультируясь с начальством. А на экране за ее спиной дядюшка Джингл кувыркался отчаянно и бесконечно, как белка в колесе.
Звонок раздался за несколько минут до десяти часов, когда он уже подумал о том, что можно собираться домой. Рэмси вздохнул и поудобнее расположился в кресле.
— Ответить.
Входящий звонок оказался только голосовым. А сам голос прозвучал робко и с еле заметным акцентом, который он никогда не замечал на шоу дядюшки Джингла:
— Алло? Есть тут кто-нибудь по фамилии… Рэмси?
— Декатур Рэмси, мисс Пирофски. Это я. Большое вам спасибо, что ответили на мой звонок. Я вам очень признателен за то, что вы нашли время для…
— Что вам нужно?
Вот и покончили с формальностями. Режиссер предупреждал, что она немного странная.
— Я адвокат — надеюсь, об этом вам сказали. Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов от лица своих клиентов.
— Кто они?
— Боюсь, сейчас я не могу назвать их имена.
— Я никому ничего не сделала.
— Никто этого и не утверждает, мисс Пирофски. — Господи, да эта женщина не просто странная, она еще и напугана. — Прошу вас просто выслушать вопросы. Если вы не захотите на них отвечать, то вам надо лишь об этом сказать. Поймите меня правильно, если вы мне поможете, то окажете моим клиентам огромную услугу. У них возникла очень и очень трудная проблема, и они в отчаянии.
— Как я могу им помочь? Я даже не знаю, кто они такие.
Он набрал в грудь побольше воздуха, моля Бога Показаний Под Присягой о терпении.
— Позвольте задать первый вопрос. Знакомо ли вам явление под названием «синдром Тандагора»?
Наступило долгое молчание.
— Продолжайте, — услышал он наконец.
— Продолжать?
— Я хочу услышать все вопросы. А потом решу, стану ли на них отвечать.
К этому моменту Катур Рэмси почти убедил себя, что имеет дело с сумасшедшей особого рода — из тех, кто верит, что правительство прячет где-то группу маленьких зеленых человечков или что разведслужбы, пользуясь секретными психолучами, внушают им разные мысли, — но так как дело его собственных клиентов само по себе было чертовски странным, то сохранялась слабая надежда на то, что он узнает нечто стоящее.
— Вообще-то, я не могу задать вам остальные вопросы, пока не получу ответ на первый, — объяснил он. — Но прозвучать они могут примерно так: «Знаете ли вы кого-нибудь с таким синдромом? Если нет, то почему вы интересовались им, а также аналогичными медицинскими состояниями?» Вы поняли, мисс Пирофски? Примерно так. Но мне нужно услышать ответ на первый вопрос.
На сей раз молчание еще больше затянулось. Рэмси уже начал полагать, что она отключилась, так ничего и не сказав, но тут услышал вопрос, заданный почти шепотом:
— А как… как вы узнали, что я интересовалась «болезнью Тандагора»?
Боже, да я эту бедную женщину напугал почти до смерти.
— Это не секрет, мэм… то есть, мисс Пирофски. Я ничего не скрываю. Я провожу исследования этого синдрома по просьбе своих клиентов. И связываюсь со многими людьми, которые запрашивали в медсетях информацию на эту тему или писали статьи. И даже с теми, у кого в семьях имеются недиагностированные заболевания, напоминающие синдром Тандагора. Поэтому вы далеко не единственная, с кем я общался. — Зато вы, безусловно, одна из самых интересных, поскольку сами работаете в Сети и непосредственно с детьми. И еще до вас оказалось чертовски трудно добраться.
— У меня были эти ужасные головные боли, — призналась она и тут же торопливо добавила: — Господи, да вы, наверное, думаете, что я сумасшедшая. Или что у меня опухоль мозга или что-то в этом роде. Ничего такого у меня нет. Врачи говорят, что я здорова. — Она помолчала. — И еще… вы подумаете, что я еще более сумасшедшая, но я не могу говорить об этом по телефону. — Она нервно рассмеялась. — Вы не замечали, как сейчас редко говорят «телефон»? Наверное, это означает, что я становлюсь очень старой.
Рэмси с трудом продрался сквозь мешанину идей.
— Вы не хотите говорить об этом… по телефону? Я правильно понял?
— Не могли бы вы ко мне приехать?
— Не уверен, мисс Пирофски. Где вы живете? Где-то неподалеку от Торонто, верно?
— Я живу… — Она снова замолчала на несколько секунд. — О нет. Если вы увидели мое имя, занимаясь синдромом Тандагора, то это значит… значит, что его может увидеть кто угодно, — Ее голос под конец стал тише, словно она отошла от микрофона или провалилась в колодец. — Господи, — прошептала она. — Мне надо спасаться. Я не могу говорить.